Гражданин начальник - Страница 5

К оглавлению

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Что хорошего в жизни?

– Ни фига!

– Это плохо... Могу помочь... Ты же знаешь, я всегда готов тебя выручить... И выручал.

– Спасибо. Больше ничего не надо. У вас все?

– Почти... Будь добр, дай трубку Ларисе.

– Не дам.

– Ну что ж... Скажи мне, Коля, как ты решил поступить? Ты что-то затевал, а?

– Как решил, так и поступил.

– Ты хочешь сказать, что... что уже осуществил свою угрозу?

– Да, именно это.

– Жаль... Напрасно ты так сделал, Коля. Ох, напрасно. Даже не знаю, что тебе сказать...

– У вас все?

– Подожди. Не перебивай, может случиться так, что мы с тобой разговариваем последний раз. Ты уж потерпи мою старческую болтовню. Долго говорить не буду, да и монетки кончаются... Пять штук осталось... Так вот, Коля... Похоже, ты и сам не представляешь, на что замахнулся. Иначе бы этого не сделал. Рискуешь, Коля. И я честно предупреждаю.

– Я уже слышал ваши предупреждения!

– Еще послушай... Они не будут продолжаться слишком долго. Ты должен знать, что замахнулся не только на мою жизнь, но и на других людей, куда более сильных... Понимаешь? И нам ничего не остается, как защищаться. У нас семьи, малые дети, даже внуки... Мы обязаны заботиться о них... Согласен? Времена наступили сложные, непредсказуемые... Мы не можем бросить на произвол судьбы наших близких. А своим поведением ты развязываешь нам руки, Коля. Мы вынуждены идти на крайние меры, чтобы спастись, понимаешь?

– Понимаю.

– Это хорошо... Ты всегда был сообразительным. Нетерпеливым, обидчивым, но все-таки сообразительным.

– Почему был? – спросил Пахомов и почувствовал, что вопрос его прозвучал как-то смазанно, невнятно. То ли горло пересохло, а может, губы... Они плохо повиновались, как бывает после обезболивающего укола. Уверенный, спокойный, чуть сипловатый голос собеседника лишал его той злой правоты, которой он жил последнее время. Все, что делал Пахомов, этот человек легко, играючи превращал в обыкновенную истерику, и после этого отстаивать что-то становилось невозможно, оказывалось, отстаивать-то и нечего. И Пахомов невольно стремился быстрее закончить разговор, вырваться из этой паутины предостережений, добрых советов.

– Ты что-то спросил? – услышал Пахомов после некоторой паузы.

– Я спросил, почему «был»? Почему вы говорите «был»?

– Прости, Коля, сорвалось! – Собеседник усмехнулся. – Раньше времени сорвалось. Прости. И вот еще что... Я не знаю всех тонкостей в твоих отношениях с Ларисой, но, похоже, у вас не сложилось. Бывает. Она немного подышала другим воздухом, сделала всего несколько вдохов... И для нее все стало на свои места. Ваше семейное блюдо уже не склеить. Уйди от нее... Прояви гордость, жесткость, еще что-нибудь прояви... И все, мы остаемся если не друзьями, то добрыми знакомыми, всегда готовыми прийти на помощь друг другу, а? Это же прекрасно! А так она сама от тебя уйдет... Уйдет, Коля. Уходи лучше ты, это достойнее для мужчины. Ведь ты еще мужчина?

– Так что мне, заткнуться?

– Да, Коля, да! Именно!

«Что-то у него никак монетки не закончатся, – раздраженно подумал Николай. – Боится, что трубку брошу, и пудрит мозги этими пятью монетами!» Но, поняв маленькую хитрость собеседника, все-таки не решался прервать разговор. Слишком долго он выполнял каждое желание этого человека, слишком многое их связывало.

– Хорошо, я подумаю, – сказал Пахомов.

– Ты слаб, Коля. Жизнь продолжается, и где-нибудь в другом месте, с другими людьми ты окажешься сильнее. И тогда заткнуться придется им. Понимаешь? Затыкаться приходится и мне, Коля. Честно тебе признаюсь. Но сейчас – ты. Так надо. А от заявления своего откажись. Скажи, что вызвано оно ревностью, семейными неурядицами. Тебе поверят, потому что это правда. Правда убеждает. Тебя поймут. Знаешь, кто тебя поймет? Те самые люди, которым ты и отправил свои разоблачения. Они уже получили твое письмишко... Да-да, Коля. И тут же позвонили мне, – как, дескать, быть? Я сказал, чтоб не торопились с выводами, сказал, что поговорю с тобой, а то ведь... Люди на службе, могут сгоряча и натворить всякого... А, Коля? Ты меня слышишь?

– Я вам не верю.

– Почему? – искренне удивился собеседник. – Почему, Коля? Разве я тебе когда-нибудь врал? Ты возил меня лет семь, наверно, и могу поклясться, что ни единого лживого слова ты от меня не услышал. Я вообще не вру, Коля! Я могу о чем-то умолчать, чего-то не сказать, но врать... Это так бездарно! Это невыгодно, Коля! Это неуважительно по отношению к самому себе.

– Ладно, не будем, – перебил Пахомов. – Замнем для ясности.

– Если дело в этом, если ты мне не веришь и хочешь убедиться, что я не вру... Через пятнадцать минут после нашего разговора тебе позвонит человек, которому ты и направил свои писульки. И он спросит – неужели это правда, неужели это возможно... А ты, убедившись в моей искренности, заверишь его в том, что твои писания – сплошная выдумка. Ну? Ладушки?

– Я отправил письма не только по местным адресам, – Пахомов только сейчас увидел, что в дверях стоит Лариса и давно уже с напряженным вниманием вслушивается в разговор. Правда, она слышит только его слова, но и по ним может представить все, что говорит Голдобов, а что позвонил Голдобов, Лариса, конечно, догадалась.

– Знаю! Знаю, Коля! Если еще куда отправил – разберемся. Но этому человеку ты скажешь о своей опрометчивости. Ну что, любовь и дружба?

– Нет.

Произнести это коротенькое словечко ему было непросто. Пахомов понимал, что все затеянное действительно глупо и бесполезно, но сейчас не мог вести себя иначе. Потом, когда этот разговор отойдет в прошлое, когда он не будет слышать льющиеся из трубки усмешливые слова, в самом деле разумные и убедительные, он снова наберется сил и утвердится в своем решении. Но сейчас только упрямство не позволяло ему признать поражение.